Обращение товарища Рене Гонсалеса Северерта к суду при вынесении приговора в пятницу 14 декабря 2001 года.
Прежде чем начать хочу предложить присутствующим один эксперимент: закройте глаза и представьте себя в центре Нью-Йорка. Встретившись с первым попавшимся пожарником, вы смотрите ему в глаза и серьезно, прямо ему в лицо заявляете, что одиннадцатого сентября ничего не произошло. Что все это ложь. Простой кинематографический трюк. Все случившееся - чистая паранойя и пропаганда. Если после этого совесть, или несчастный пожарник, не заставили вас проглотить свой язык, вы достаточно квалифицированы для того, чтобы быть обвинителем на этом судебном разбирательстве.
А сейчас, с позволения суда, я начну.
Ваша честь!
Несколько месяцев назад, при одной из своих попыток спрятать под ковер тему терроризма против Кубы при помощи кривой логики в применении к запутанным доводам о намерениях и мотивах, госпожа Хэк Миллер сказала этому суду, что мы можем отложить политические выступления до настоящего момента. Даже в то время, когда вся политическая ненависть обвинителей уже устремилась на нас, приняв форму одиночного содержания, манипулирования доказательств и, хуже того, злоупотребления чувствами моих родных, чтобы шантажировать, ранить и унижать меня, я не мог себе представить, насколько важно было для обвинителей на этом процессе обрушить на нас всю свою политическую злобу.
Тем не менее, после того как я в течение шести месяцев слушал, как эти же самые обвинители снова и снова совали под нос присяжным свои предрассудки, я могу сказать госпоже Хэк Миллер, что она ошиблась и что мне не нужно говорить о своих политических чувствах, от которых я ни в коей мере не отказываюсь, чтобы заявить, что я осуждаю терроризм, что я осуждаю войну и глубоко презираю лиц, замкнувшихся на своей ненависти и низменных интересах и столько времени занимающихся причинением вреда своей стране путем поощрения терроризма и войны, демонстрируя при этом смелость, которой у них нет и которая потребуется другим, также их жертвам, на поле битвы.
И мне не нужно говорить о политике, потому что я считаю, что ни на Кубе, ни здесь, в Соединенных Штатах, ни к каком-либо другом месте ни в чем не повинные люди не должны умирать из-за этого. То, что я сделал, риск, на который пошел – я сделал бы это ради любой страны в мире, включая Соединенные Штаты, независимо от каких бы то ни было политических соображений.
Я твердо убежден, что можно быть католиком и быть хорошим человеком, можно быть евреем и быть хорошим человеком, можно быть капиталистом, мусульманином или коммунистом и быть хорошим человеком; но не бывает так, чтобы хороший человек был террористом. Нужно быть больным, чтобы быть террористом, точно так же как чтобы верить, что возможен «хороший» терроризм.
К сожалению, так думают не все. Когда речь идет о Кубе, кажется, что правила меняются и некоторые думают, что терроризм и война – вещи хорошие: так, например, прокурор Кастренакис отстаивает право Хосе Басульто нарушать закон, при условии, что об этом объявляется по телевидению; эксперт по терроризму господин Хойт считает, что десять взрывов в течение года стали бы волной терроризма в Майами, но не в Гаване; есть, например, эксперт по воздушной безопасности, для которого провокации «Братьев-спасателей» над Гаваной, открыто транслировавшиеся по телевидению, имели бы иное значение, если бы дело происходило над Вашингтоном, в силу, как он выразился, совершенной неоправданности этих действий; есть люди, в течение сорока лет публично рекламирующие себя в качестве террористов, а находящиеся слева от меня обвинители замечают это, кажется, лишь тогда, когда те выступают на этом суде на стороне защиты; агенты Анхель Берлингери и Эктор Пескера, последний – руководитель местного ФБР, гордо выступают в качестве гостей на тех же радиостанциях, вместе с теми же людьми и в тех же программах, с помощью которых в нарушение федеральных законов производится открытый сбор денег на организацию террористических актов или защиту террористов в разных частях света.
Тем временем Каролин Хэк Миллер взывает к тому, чтобы эти любезные господа террористы заслужили суд неба, а господина Фромету, после того как он намеревался купить не что иное как парочку противовоздушных ракет, противотанковое оружие и мощную взрывчатку, представляют хорошим семьянином, хорошим гражданином, хорошим человеком, который заслуживает разве что год домашнего ареста по распоряжению прокуратуры южного округа Флориды. Это, Ваша честь, насколько мне известно, называется лицемерием и, кроме того, является преступным.
И когда та же самая прокуратура предпринимает усилия, чтобы удержать меня в особом отделении как можно дольше, когда мою семью используют в качестве орудия, чтобы сломить мою волю, когда моим дочерям было позволено видеть их отца всего два раза за 17 месяцев этой изоляции и единственная возможность увидеть первые шаги моей маленькой дочки – это смотреть на нее через стекло с высоты 12-го этажа, я могу лишь гордиться тем, что я здесь, и могу лишь благодарить обвинителей за предоставленную мне возможность подтвердить, что я на правильном пути, что человечеству еще во многом нужно совершенствоваться и что самое лучшее для кубинского народа – это не допустить загрязнения острова элементом, который завладел столькими душами здесь в Майами. Хочу поблагодарить их за то, что их ненависть и злоба позволили мне испытать себя, за то, что они способствовали этому чувству гордости по прошествии самых напряженных, плодотворных, важных и славных дней моей жизни, когда этот судебный зал казался слишком маленьким, чтобы вместить всю сказанную правду, и когда мы видели, как они ерзали от чувства собственного бессилия, пытаясь спрятать эту правду.
И если извинение может улучшить их настроение, я приношу им свои извинения: я сожалею о том, что не мог сказать вашим агентам, что сотрудничаю с кубинским правительством. Если бы их позиция в отношении терроризма была честной, я мог бы это сделать и мы вместе нашли бы решение этой проблемы. Когда я думаю о тех бесконечных дискуссиях по поводу конкретной попытки нарушения закона, я понимаю, что эта ситуация выходит далеко за пределы вопроса о том, является ли нарушением закона отсутствие регистрации, поскольку, к сожалению, хотя здесь иностранные агенты могли бы рекламировать себя на желтых страницах без предварительной регистрации, мы, так как речь идет о Кубе, должны были бы держаться инкогнито, пытаясь пресечь такие элементарные вещи как терроризм или наркоторговля – то, что с точки зрения логики мы должны были бы делать вместе. Я также сожалею о том, что антикастровские чувства преступников, против которых я боролся, возможно, сближали их с некоторыми чиновниками или членами прокуратуры. Эти последние вызывают у меня искреннее чувство жалости.
В конечном итоге вся эта проблема кубинских агентов имеет простое решение: оставьте Кубу в покое. Займитесь своим делом. Уважайте суверенитет кубинского народа. Я с удовольствием уволил бы всех до единого шпионов, которые вернутся на остров. Там у нас есть более достойные дела, более конструктивные, чем слежка за преступниками, которые безнаказанно разгуливают по Майами.
Я не хочу упустить возможность обратиться к многочисленным хорошим людям, с которыми мы познакомились во время этого процесса.
Прежде всего я хочу поблагодарить американских судебных исполнителей за их профессионализм, порядочность, вежливость и безымянную самоотверженность. Были моменты, когда мы простосердечно взаимно утешались тем, что мы – единственные в зале, чьи потребности, в плане распорядка дня, не принимались во внимание, и вместе смеялись над этим; но они неизменно проявляли дисциплинированность и хорошо выполняли свои обязанности.
Хочу также поблагодарить переводчиков – Ларри, Ричарда и Лайзу. Их работа отличалась высоким качеством, и они всегда были к нашим услугам, когда мы или наши родные нуждались в их помощи. Моя искренняя признательность всем им за их трудолюбие и порядочность. Для этого суда работа с такой группой должна быть предметом гордости. Мои самые наилучшие пожелания также господину Лондергану.
Мое самое глубокое почтение американским военнослужащим, которые выступали перед судом как на стороне обвинения, так и на стороне защиты и делали это правдиво, а также офицеров, экспертов и агентов, проявивших честность. Мне бы хотелось увидеть больше честности в этой, последней группе, и я охотно отметил бы это здесь.
Всем им - тем, кто олицетворяет собой лучшие черты американского народа, я адресую свое самое глубокое чувство симпатии и заверения, что всего в двух шагах к югу отсюда есть целый народ, не испытывающий никаких недоброжелательных чувств к великому северному соседу. Этот народ и эта страну систематически покрывали клеветой на этом суде некоторые лица, которые либо не знают, либо не хотят знать, либо не интересуются тем, что же такое Куба на самом деле. Я лишь позволю себе зачитать фрагмент письма, написанного моей женой 30 июля:
«Рене, здесь не прекращаются проявления поддержки в отношении нас, ваших родных, и вас. Вчера, когда мы возвращались на 58 автобусе от мамы, несколько человек узнали меня, а Иветт со всеми пыталась заговорить. Сейчас проходит карнавал, когда ехали через центр Гаваны, автобус заполнился до отказа, а Иветт раскапризничалась, когда нужно было выходить: уселась на ступеньках автобуса и не хотела вставать. Можешь себе представить, автобус полон, я безуспешно пытаюсь взять ее на руки, Иветт противится, люди толкаются. Тогда ко мне приблизилась одна женщина, сжала мне руку, быстро вытащив из сумочки, передала мне молитву, которая называется «Счастливый очаг», и сказала: «В нашей церкви мы каждый день молимся за всех пятерых и за то, чтобы у их детей был счастливый очаг, как у Христа, ведь они были там для того, чтобы у всех детей тоже был счастливый очаг.»
Я была несколько ошеломлена, едва успела поблагодарить ее, потому что мне уже нужно было выходить, но я поняла, что именно это и отличает нас, кубинцев, и что сегодня мы сплочены как никогда, независимо от веры или религии, каждый со своими убеждениями, но все – вокруг единого дела. Я сохраню эту молитву тоже, на память.»
Тут я вынужден прервать чтение, чтобы пояснить, что я неверующий. Однако не хочу, чтобы обвинение потом искажало мои слова, говоря, будто я упоминаю Бога в этом зале из лицемерия.
Ваша честь!
Как видите, даже чтобы говорить о Кубе, у меня нет необходимости излагать здесь свои политические чувства. Другие сделали это в ходе данного судебного разбирательства, продолжающегося три года, источая животную ненависть, еще более абсурдную оттого, что мы знаем, что она идет от мозга костей, что это - нутряная ненависть, направленная на объект, который им просто незнаком. Поистине печально, когда тебя воспитывают для того, чтобы ненавидеть то, чего ты даже не знаешь.
И вот так, безнаказанно говорили о Кубе, оскорбляя народ, единственным преступлением которого является то, что он выбрал свой собственный путь и успешно отстаивает его ценой огромной самоотверженности. Я не стану тратить время и отвлекаться на все прозвучавшие здесь лживые измышления в отношении Кубы, но я остановлюсь на одном из них, которое в силу своей чудовищности прозвучало как оскорбление этому залу и присяжным.
Когда господин Кастренакис заявил здесь, в присутствии символа американского правосудия, что мы прибыли сюда, чтобы уничтожить Соединенные Штаты, он доказал, как мало значит для него этот символ, а также как мало уважает он присяжных. К сожалению, в последнем случае он был прав.
Ни доказательства по этому делу, ни история, ни наши взгляды, ни полученное нами воспитание – ничто не подтверждает абсурдную идею того, что Куба хочет уничтожить Соединенные Штаты. Уничтожение какой бы то ни было страны не ведет к решению проблем человечества, и без того уже на протяжении множества веков уничтожались империи, чтобы на их руинах воздвигнуть другие, такие же или еще хуже. Это чуждо интеллигентному народу Кубы, где считаются аморальными такие явления как сжигание знамени, даже если это знамя Соединенных Штатов или любой другой страны, откуда ей может грозить опасность.
И если мне будет позволено, как потомок работящих и трудолюбивых американцев, которому выпала честь родиться в этой стране и вырасти на Кубе, я скажу благородному американскому народу, что не к югу нужно ему обращать свой взгляд в поисках опасности для Соединенных Штатов.
Упорно защищайте подлинные, реальные ценности, которые вдохновили души основателей этой родины. Реальная опасность для этого общества кроется в отсутствии этих ценностей, отодвинутых на второй план ради других, менее идеалистических интересов. Мощь и технология могут превратиться в слабость, если находятся в руках неинтеллигентных людей, а ненависть и невежество, которые мы видели здесь в отношении маленькой страны, никому здесь не знакомой, могут стать опасными, если сочетаются с ослепляющим ощущением власти и ложного превосходства. Вернитесь к Марку Твену и забудьте Рэмбо, если вы действительно хотите, чтобы страна, которую вы оставите своим детям, стала лучше. Каждый мнимый христианин, которого заставили здесь лгать на Библии, представляет опасность для этой страны, поскольку своим поведением он подрывает эти ценности.
Ваша честь!
Поскольку эти слова были подготовлены перед вынесением приговора, назначенным на 26 сентября, трагические события, страшное преступление одиннадцатого числа того же месяца вынуждают меня добавить некоторые соображения, которыми я не могу не поделиться с судом. Я буду очень тактичен, дабы никто не мог обвинить меня в том, что я использую в своих интересах это чудовищное событие, но бывают моменты, когда мы должны высказаться, даже если это тяжело слушать, как, бывает, говоришь с сыном или братом, когда тот совершил ошибку и хочешь помочь ему, со всей любовью, встать на верный путь. Именно это желание движет мной, когда через вас я обращаюсь с этими словами к американскому народу.
Трагедия, одевшая сегодня в траур этот народ, зародилась уже много лет назад, когда в далеком и незнакомом месте нас учили тому, что какие-то люди, сбивая гражданские самолеты и бомбя школы, борются за свободу лишь потому, что борются против коммунизма. Я не виню американский народ за эту близорукость, однако те, кто снабжал тех людей ракетами и создавал им рекламу, не соответствующую их преступным действиям, также совершали преступление, состоящее в лицемерии.
Я смотрю в прошлое не для того, чтобы отхлестать им кого-то по щекам. Я просто хочу предложить вам взглянуть на настоящее и подумать о будущем, приведя суду такую мысль: «Между вчерашним лицемерием и сегодняшней трагедией такая же зависимость, как и между сегодняшним лицемерием и завтрашней трагедией». Все мы несем ответственность перед нашими детьми, она выходит за границы политических пристрастий или низменной потребности зарабатывать на жизнь, бороться за сохранение эфемерной политической позиции или заискивать перед горсткой богачей. Эта ответственность заставляет нас отказаться от сегодняшнего лицемерия, чтобы передать им будущее без трагедий.
Именем этого лицемерия хотели судить нас пятерых, и когда пришел мой черед выслушать свой приговор, я сознаю, что в отличие от моих товарищей у меня нет права даже на то, чтобы считать себя жертвой. Мои действия в полной мере соответствуют описанным в статьях, по которым меня обвиняют; если я и пришел на суд, то исключительно из солидарности с моими братьями, чтобы раскрыть некоторые истины и разоблачить ложь, при помощи которой обвинение хотело придать бульшую тяжесть поим действиям и представить меня в качестве опасности для американского общества.
Таким образом, у меня нет даже права просить снисхождения для себя в настоящий момент, после того как перед данным судом прошла целая вереница обращенных, подлинных и ложных, одни из которых нашли бога, подписав пакт с дьяволом, и все они воспользовались данной трибуной, чтобы продемонстрировать свое раскаяние. Я не могу их судить, каждый знает, что делать со своей честью. Я тоже это знаю, и мне хочется верить, что вы поймете, что у меня нет причин для раскаяния.
Тем не менее, я всегда буду чувствовать долг требовать правосудия для своих товарищей, обвиненных в несовершённых ими преступлениях и приговоренных, исходя из предрассудков, присяжными, которые упустили единственную возможность сделать что-то важное. Они никогда не стремились выведать секреты этой страны, а в случае самого тяжкого обвинения речь шла всего лишь о патриоте, который защищал интересы своей родины. Хочу привести здесь слова одного хорошего кубинца и друга, который хотя и приехал в эту страну из-за своих идеологических расхождений с кубинским правительством, остался честным человеком, также хочу воспользоваться случаем, чтобы отдать дань чести достойным кубинцам, которые тоже живут здесь, отрицая, кстати, еще одну ложь, посеянную обвинением в отношении наших чувств к кубинскому сообществу; так вот, он сказал: «Этих ребят осудили за их достоинство».
Уже больше двух лет назад я получил письмо от своего отца, где между прочим он выражал надежду, что удастся найти присяжных, в которых воплотятся достоинства Вашингтона, Джефферсона и Линкольна. Жаль, что он ошибся.
Однако я не теряю веру в род человеческий и в его способность руководствоваться этими ценностями, ведь, скорее всего, и Вашингтон, Джефферсон и Линкольн не были большинством в эпоху, когда им выпало оставить свой след в истории этой страны.
И в то время как эти мрачные три года превращаются в страницы истории, и под целой горой аргументов, заявлений и техницизмов погребается шантаж, злоупотребления и самое полное пренебрежение к столь уважаемой системе правосудия, чтобы отполировать ее и придать ей блеск, которого у нее никогда не было, мы будем по-прежнему взывать к этим ценностям и к правдолюбию американского народа со всем терпением, верой и мужеством, которое может придать нам преступление, состоящее в том, что у нас есть достоинство.
Большое спасибо.